Охота на гусара - Страница 39

– В чём? – не понял я.

– В том, что, видя бедственное положение моё, сим подтверждаете факт полного уничтожения захватчиками всякого имущества помещика Масленникова! Дельце-то несложное, а после войны мне с таковою бумагою и пред очи государевы предстать не зазорно. Небось казна восполнит – не кем-нибудь подписано, самим Денисом Давыдовым!

От восхитительнейшего хамства этого скользкого субъекта у меня онемел язык. В единый миг я был готов застрелить пройдоху, но вовремя вспомнил, какие у меня «пистолеты». Нет-с, надобно доиграть комедию до финиты…

– Что ж, если водички горячей для банного дня одолжите да с мокрой головой на мороз не выгоните – тогда с утречка, за кофием и составим требуемый рапорт.

– Оставайтесь, оставайтесь, господа! Со всем моим удовольствием! – упоённо захлопотал изменник и, проведя нас на кухню, скрылся по делам своим.

– Как-то не так всё это…

– Неужто, друг мой?

– Да я про то, что составление рапортов сиих специальной формулировки требует, – нехотя призадумался майор. – А тут на первый взгляд явных признаков разбоя и не заметно так уж…

– Стыдитесь, ваш друг дал слово дворянина!

– Стыжусь, а всё одно не так как-то…

Я мысленно перекрестился, благодаря небеса за скорое прозрение Храповицкого. Мало ли что могло пойти не по плану, вдруг вдвоём отбиваться придётся? Теперь-то уж точно ясно: раз сомнения зародились – значит, в бою будет на моей стороне.

Мы только-только выудили из печи три ещё тёплые картофелины, как подоспел хозяин:

– Попрошу в спальню откушать чем бог послал.

– В смысле тем, что французы не доели? – невинно пошутил я.

Увы, остроумность шутки моей выстрелила вхолостую, Масленников лишь тяжко вздохнул, смахивая старательно выжатые слёзы. Храповицкий тайком сунул одну картофелину в карман, остальные мне пришлось тащить к общему столу.

В довольно ухоженной комнате нас ожидала изысканная венская мебель, стулья с изогнутыми ножками, на лакированном столике чёрный хлеб, луковица и в довершение ужаса там же стояли гранёные стопки и запотевший графинчик с… топлёным молоком.

Застольный разговор вёлся в соответственной манере – «Жомини да Жомини! А об водке ни полслова»… В тоске и утомлении я на минуточку прикрыл глаза и сам не заметил, как провалился в сон. Хорошо хоть на этот раз он был предельно короткий и сумбурный.

Тёмная комната, плетёные коврики на полу, маленький коптящий огонёк в глиняной плошке и узкоглазый человек в просторных восточных одеждах со смешной шапочкой на голове:

– Мир тебе и мир в тебе, сын мой!

– Папа?! – не поверив, уточнил я. Отец давно умер, но мало ли в каком воплощении возвращаются души мёртвых?

Человек склонил ко мне ухо, подумал и поправил:

– Я имел в виду родство духовное, более высокое, на уровне единства помыслов и слияния устремлений.

– А-а… значит, мы с вами думаем об одном и том же?

– Нет, – после очередной заминки решил собеседник, – ты думаешь о выпивке, а я о вечном.

– Тогда вы кто?

Мысли о вечном в мою голову приходили исключительно после выпивки, но этот тип, видимо, умел расслабляться иначе.

– Имя моё Конфуций, я древний мудрец, основатель популярного в Китае конфуцианского учения.

– Угу… вас тоже прапрапрапрадедушка прислал?

– Он просил наставить тебя на путь Истины! Но мне кажется, твою душу терзают сейчас другие страсти, слишком сильные и губительные для духовного поиска.

– Ну… может быть… Мы тут вообще-то с одним мерзавцем разбираемся, – равнодушно поморщился я.

– Мне надлежит дать тебе ценный совет по этому делу.

– Только не это! Мы с ребятами уже обо всём договорились.

– Но ты избрал неверную дорогу, быть может, моя мудрость поможет увидеть свет и отделить его от сумерек, блуждания в которых…

– Ну не надо, а?! Мы его просто арестуем.

– Никого нельзя лишать свободы! Ибо сказано: отнявший час да потеряет вечность. Чистый источник ищут только люди с незамутнённой душой! Главное, чтобы наличие постоянных добродетелей с каждым поступком возрастало, и тогда жизненный цикл Вселенной выдвинет тебя на единый уровень с восприятием гармонии циклов, как…

Прекратить подобное издевательство над психикой поэта-партизана можно было лишь одним проверенным способом: я изо всех сил ущипнул себя за ляжку и… проснулся!

* * *

– Ещё луковку?

– О нет, благодарю покорно! Боюсь, что мы в лесах лучше питаемся, – продирая глаза, сообщил я. Тьфу, чёрт! А к чему, интересно, китайцы снятся? Не к выпивке? Похоже, что нет…

– Вот видите, до чего меня французы довели! – Мошенник с ненавистью догрыз горбушку и закашлялся. – Бывший офицер, заслуженный человек постоянно подвергается нападкам завоевателей, а вы медлите мне решпект об утере имущества выписать. Это с вашим-то слогом и любовью к литературе…

– Полно, вам-то куда спешить? – деланно зевнул я. – Уж ночь на дворе, в баньку пора, да и на отдых. А как вот будем с утра в лагерь возвращаться, так и напишем.

– Да уж лучше бы сейчас…

– Но отчего же?

– Да так, сейчас бы уж лучше.

– Помилуйте, но с чего же?!

– Сей же час – пишите! – вдруг резко вскрикнул двуличный хозяин наш, и блёклые глаза его исказились злобой. О, в тот миг глянул на нас не запуганный сельский обыватель, а человек больших страстей, рисковый и отчаянный игрок, умеющий самою жизнь вовремя поставить на карту, дабы сорвать-таки банк! Но в то же мгновение вернулось к нему самообладание. – Прошу простить… второй день не в себе-с!

– Молоко в голову ударило? – участливо спросил я, а голодный Храповицкий, ворча, попросил указать ему место для сна.